Loading Likes...

Кто победил победителей Европы?

Попытка постановки проблемы. В огромной массе литературы и исследований о ВОВ, на мой взгляд, очень мало исследований об изменении качественного состава немецких войск во время ВОВ с течением времени. На мой взгляд, эти изменения видны были уже под Москвой. Но в основной массе советской мемуарной литературы они, как правило, отмечаются для более позднего периода войны, уже после битвы за Сталинград, хотя М.Е. Катуков в своей книге «На острие главного удара» [1] писал о позднем периоде операции «Тайфун»: «С каждым днём они всё чаще и чаще допускали ошибки в управлении войсками. Потрёпанные фашистские дивизии, полки тратили и былую стойкость». И ещё одна цитата: «Немцы дрались вяло, допуская грубые тактические ошибки».

 

Именно в это время среди солдат Красной армии стало популярным высказывание: «После Сталинграда немец стал уже не тот». Имелось в виду резкое падение боевых качеств и мотивированности немецкого солдата, которые не могли уже поддерживать должном уровне ни Гебельсовская пропаганда, ни репрессии. Надо сказать, что наименее заметным в начальный период войны стало падение боевых качеств в войсках, требующих длительного обучения и солидного боевого опыта, таких как танковые войска – Панцерваффе и авиация – Люфтваффе. Всё-таки величина потерь среди пехотных частей на порядки превышала таковые и в танковых частях и в авиации, как в Германии, так и в СССР. Если немецкие мемуары и исследования отмечают резкое снижение боевых качеств «среднего лётчика» и «среднего танкиста» только ко второй половине 1944 года, то наши фронтовики отмечают это ухудшение уже после Сталинградской битвы. И, полагаю, более правдивы наши солдаты. В книге капитана – разведчика И.Н. Чёрного [2] есть такие строки: «Наши разведчики сообщили об изменении возрастного состава перебрасываемых на фронт фашистских частей, отмечали, что пополнение кажется собранным с бору да с сосёнки». От себя добавлю, что эти сообщения датируются маем – июнем 1943 года.

Именно постепенное снижение боевых качеств немецкого солдата и рост боевых качеств солдата красной армии и есть до сих пор ждущая своего исследователя проблематика периода Великой отечественной войны. Я в данной работе лишь даю первые контуры данного исследования и выдвигаю первые тезисы, которые требуют дальнейшего и углублённого изучения и поверки источниками. Подняв эти проблемы, я буду рад даже аргументированному опровержению заявленных тезисов. Полагаю, что моя попытка внесёт свой вклад в развенчание устойчивого мифа о «неумытом азиате волей случая и с помощью «цивилизованного сообщества» победившего лучшую армию мира».

Не только на мой взгляд – немецкий солдат к началу войны против СССР это «грамотный в военном отношении, хорошо вооруженный боец, имеющий опыт боевых действий и убежденный в своем превосходстве над противником» [3]. Я бы ещё добавил – имеющий хорошее среднее и техническое образование, позволяющее ему с успехом использовать самые сложные виды вооружения. Кроме того, одушевлённый фанфарами постоянных побед и спаянный духом настоящего фронтового братства, которое (в виду небольших потерь за время компаний в Европе) сложилось бы и само собой, но его ещё и пытались культивировать. Вот что об этом писал тогдашний гитлеровский солдат: «В немецкой армии была традиция – раненых возвращать в своё подразделение и почти до самого конца войны это было так. Всю войну я отвоевал в одной дивизии. Думаю, это был один из главных секретов стойкости немецких частей. Мы в роте жили как одна семья. Все были на виду друг у друга, все хорошо друг друга знали и могли доверять друг другу, надеяться друг на друга» [4].

В армии СССР ситуация была иная, чему во многом способствовали репрессии и засилье политических руководителей, зачастую подменявших собой реальных командиров частей и соединений.

Более того, по рассказам наших фронтовиков даже уже обучившегося пилота ВВС иногда могли направить воевать в… артиллерию. А истории о смене частей после ранения для Красной Армии, к сожалению, обыденность, при том, что сами бойцы как правило, стремились вернуться в свою часть. Всё это (а также предупреждение в развёртывании, недостаток обученных кадров младшего и среднего комсостава в результате чисток, и, как следствие, отсутствие инициативы в тактическом звене) и привело к разгрому 1941 – 1942 годов. Достаточно вспомнить многочисленные факты того, как в начале войны политические начальники не давали развернуть части и соединения для отражения уже вполне вероятной агрессии, под лозунгом: «не поддаваться на провокации», а затем наспех собранные части и соединения зачастую уже в первом бою буквально рассыпались под ударами немецких частей. В этом же крылась невероятная эффективность диверсионной деятельности полка «Бранденбург», диверсанты которого часто использовали форму офицеров НКВД, останавливать и подозревать которых решался далеко не каждый офицер РККА. В то же время кадровые и успевшие отмобилизоваться дивизии, имевшие спаянные воинские коллективы, такие как 153 СД под командованием полковника Гагена [5] могли даже и из окружения выходить, сохраняя не только знамёна, но и тяжёлые вооружения.

В воспитании эффективного солдата в Германии была разработана целая программа. «Упор делался на сохранении чистоты арийской расы, создании многодетной семьи и ее здоровье. Особо указывалось на недопустимость наследственных болезней. Образ жизни и воспитание в семье должны были исключать появление в немецкой армии дезертиров. Успехи первых недель войны против Советского Союза, казалось, не давали германскому командованию повода усомниться в высоком моральном потенциале военнослужащих вермахта. Однако, ожесточенное сопротивление, которое немцы встретили под Смоленском, Киевом и Лугой вызвало в германских войсках раздражение действиями противника, неудовлетворенность результатами боев» [3].

А уже к битве под Москвой, потери Вермахта на этом участке фронта достигли таких размеров, что скрыть их было уже невозможно, причём выбивался как раз тот самый, весьма эффективный солдат, боевые качества которого и могли бы служить эталоном для бойцов всех других армий мира

«Кровопролитные бои под Смоленском, замедление немецкого наступления на московском направлении в августе-сентябре 1941 г. заставляло германское командование искать причины своих неудач. Отдел боевой подготовки генштаба ОКХ, получивший в августе задание изучить эффективность боевого применения германских частей, 22 сентября 1941 г. представил командованию сухопутных войск документ, озаглавленный как «Опыт похода на Восток».

В нем, в частности, содержался анализ участия подразделений вермахта в ночных боях, которые в большинстве случаев оканчивались для них неудачно. Отмечалось, что «в это время суток, боевые действия распадаются… на отдельные схватки, в которых русские солдаты (примитивный продукт природы) превосходят немецких солдат. Немецкие солдаты лишь в незначительной мере могут в этих схватках использовать свое превосходство в численности и автоматическом оружии…» [3] (Поясню, что ночные бои, до битвы под Москвой применялись РККА эпизодически и, как правило, при выходе из окружения, и бои эти велись относительно небольшими воинскими коллективами, отсюда и упоминание о численном превосходстве солдат Вермахта, что вообще-то нонсенс, обычно в немецких сообщениях говорилось об обратном.

И лишь с началом контрнаступления под Москвой, по моим наблюдениям, ночные бои стали для РККА системой. Делалось это затем, чтобы свести к минимуму влияние Люфтваффе, к тому моменту имевших почти тотальное превосходство в воздухе).

«Военачальник, который, по мнению многих специалистов, произвел революцию в применении танков на поле боя, генерал Гейнц Гудериан, так оценивал зимой 1941/42 года свою некогда непобедимую танковую армию: «Вооруженный сброд, который медленно тащится назад». Критическое состояние германских войск, по его мнению, вызывало «серьезный кризис доверия, как среди рядовых солдат, так и младших командиров». Начиная с конца августа 1941 г., судя по письмам с фронта, настроения германских солдат стали меняться.

Свое разочарование реальным положением дел на московском направлении высказал в письме на родину ефрейтор Макс Х. из 268-й пехотной дивизии 4-й армии ГА «Центр». 2 сентября 1941 г. он сообщил: «У нас наступили скверные времена и большие потери. Уже в течение пяти недель мы лежим на одном и том же месте, и по нам всё интенсивнее стреляет русская артиллерия. До Москвы еще 150 км… Полагаю, что мы уже понесли достаточно потерь. Нам также постоянно обещают, что возвратят домой, но все время впустую…» [3]

Ф.В. Меллентин в своём труде «Танковые сражения» пишет о том, что пополнения не восполняли убыль в немецких солдатах ([6] стр.197). Правда, цифры потерь в его изложении не совпадают с возможностями, так называемой армии резерва, а значит, потери были гораздо значительнее. Это и объясняет появление на Восточном фронте во всё возрастающих количествах войск стран – сателлитов Германии, что не только не спасло третий Рейх от разгрома, но и во многом способствовало ему, вспомните хотя бы удар советских армий под Сталинградом через позиции румынских войск. Если бы на этом месте стояли стойкие в бою и тактически грамотные немецкие части, разгром не был бы таким сокрушительным, а может всё дело свелось бы к постепенному выдавливанию немцев от Волги.

Таким образом, можно констатировать, что к Москве прорвались уже не суперсолдаты первых дней войны. Не те солдаты, что понимали друг друга с полуслова, имевшие огромный опыт современной войны, солдаты, не знавшие поражений, а по большей части измотанные беспрерывными боями и потерями бойцы второго, а то и третьего призывов. С гораздо худшей военной подготовкой, морально надломленные и почти лишившиеся той фронтовой спайки, которая характерна для устоявшихся боевых коллективов. Эта спайка попросту и не могла сложиться в виду огромных потерь. О величине же потерь немецких войск во время «блистательных побед» практически беспрерывного блицкрига 1941 года можно почитать, к примеру, у военного историка Алексея Исаева ([7]стр. 223), выводы которого надёжно подтверждаются и другими источниками. Вот что об этом говорят сами немцы:

«Следствием тяжелых потерь вермахта в битве под Москвой явилась недостаточная подготовленность нового пополнения к боевым действиям. В войска прибывали солдаты, которые прошли лишь ускоренный курс обучения. Их морально-психологическое состояние не отвечало требованиям обстановки на Восточном фронте. 18 марта 1942 г. командир 10-й моторизованной дивизии сообщил в штаб 20-го корпуса свои наблюдения на этот счет: «…При первом огневом налете новое пополнение бросилось в снег, зарылось в него с головой, и было не способно к ведению боя. Когда же офицеры старались воодушевить их, то солдаты притворялись убитыми. Когда началась русская танковая атака, то солдаты повскакивали и обратились в бегство. Во время другого боя новое пополнение при первом налете принялось из-за укрытия бессмысленно стрелять в воздух…[3]»

Вот ещё одно подтверждение этому: «Еще один военнослужащий вермахта, ефрейтор Д. из 524-го пехотного полка, 197-й пехотной дивизии, по происхождению австриец, был захвачен в плен в начале лета 1942 г. Во время допроса он рассказал о настроениях в его части: «…Настроение солдат нельзя считать плохим, но его нельзя назвать и хорошим, особенно у старых солдат, которые на Восточном фронте воюют уже второй год, да и, кроме того, их осталось очень мало. Я потерял всех своих старых товарищей. Новое пополнение — это совершенно не то, что кадровые части. Они плохо обучены, в боях боязливы… Дисциплина уже не та, которая была с начала войны. У нас имеются много случаев дезертирства. Не так давно один солдат нашего полка бежал с поля боя во второй эшелон, он осужден к трем годам тюремного заключения. Имелись также случаи, когда солдаты исчезали из части, после их находили дома у своих родных или переодевшимися в глубоком тылу. Этих людей расстреливают даже без суда…» [4]

С целью повышения дисциплины и боевого духа войск германское командование предприняло чрезвычайные меры, вплоть до создания штрафных рот и даже батальонов, а также заградительных отрядов. Так что – привет нашим либералам, с пеной у рта доказывающим, что подобные методы ведения войны – уникальная черта Сталинского режима. Только в ходе зимней кампании 1941/42 годов гитлеровские трибуналы осудили 62 тысячи (!) солдат и офицеров за дезертирство, самовольное отступление, неповиновение, значительную часть из которых расстреляли [3].

Резюмирую: огромные потери первоклассных бойцов в компании 1941 – начала 1942 года, привели к тому, что в начале советского контрнаступления под Москвой, в Вермахте уже почти не было таких солдат. А те, что были, находились в меньшинстве среди солдат недавних призывов, имевших гораздо меньший боевой опыт, а опыта больших побед не имевшие вовсе. Кроме того, во многих частях ввиду колоссальных потерь были разрушены спаянные боевые коллективы, имевшие высокий уровень взаимопонимания и взаимной поддержки в бою. По мере уменьшения ресурсов (выбивания солдат) и происходила их замена на эрзац-части. Сначала это были части стран-сателлитов, затем охранные и полицейские части самих немцев, а потом фолькс-штурм с таким же постоянным падением боевых качеств солдата.

К лету 1942 года Германии удалось отмобилизовать (в том числе за счёт армии резерва и частей с западного направления) достаточно большое количество солдат почти такого же уровня, как солдаты Вермахта в 1941 года. Значительное количество их было сосредоточено именно в 6-й армии Паулюса. Это во многом и обусловило её успешные действия летом – осенью 1942 года. Затем, когда и этих солдат повыбили в непрерывных контратаках РККА, немецкое наступление сначала захлебнулось, затем наступил печальный конец 6-ой армии, а в зимней компании 1942–1943 года, наступил перелом. На битву под Курском немцам пришлось собирать все свои ресурсы, зачастую просто заимствуя их с других участков восточного фронта, да и других фронтов тоже.

Но, даже мобилизовав все ресурсы Германии, элитных солдат уровня 1941 года в машине наступления было не более одной трети от общей массы войск, что и приводило к совершенно разным результатам и нестабильной боевой эффективности войск. Если элитные дивизии СС, сумевшие сохранить опытные и спаянные боевые коллективы, умели добиваться эффективности сравнимой с первыми днями войны, большинство других соединений Вермахта было вовсе не так успешно. Это, в конечном итоге, обусловило в значительной степени исход и битвы, и войны.

А вот это уже не мой вывод, но он о том же. [16] Цитата:

Гигантские потери вермахта доказывает и последующий ход войны. Несмотря на заявленные небольшие потери, немцы с каждым годом теряли стратегическую инициативу.

Если в 1941 г. они наступали по трем направлениям, то в 1942 г. сумели вести наступление только по двум направлениям – на Кавказ и Волгу, причем наступление на Кавказ захлебнулось, а на Волге немцы понесли сокрушительное поражение в Сталинграде. В 1943 г. немцы уже вообще не имели сил выбирать место и время удара. Операция “Цитадель” на Курской дуге была по сути оборонительной с целью сокрушить советские войска, чтобы удержать оккупированные территории. В 1944 г. советская армия всегда имела над немцами численное превосходство. А в 1945 г. немцам пришлось ставить в строй пенсионеров и сопливых подростков. И это несмотря на то, что, на Германию работала вся и воевала вся Европа. Однако солдаты у Гитлера закончились. Немцы так и не смогли более создать численного перевеса над Красной армией. Это могло случиться только в одном случае – вермахт был жестоко выбит в 1941-42 гг., да так, что восполнить потери немцам уже не удалось».

Так кто же победил победителей Европы?!

О превосходных качествах немецкого солдата начала ВОВ я уже написал в предыдущей главе. В ней я проанализировал падение эффективности немецких войск после того, как были выбиты суперсолдаты Вермахта. В других частях, таких как Люфтваффе и Панцерваффе, этот процесс происходил несколько медленнее.

Что касается Люфтваффе, то немецкий генерал Швабедиссен [8] датирует существенное падение боевых качеств немецких пилотов началом – серединой 1944 года. В то время как наши лётчики [9] говорят о падении качества немецких пилотов не элитных частей уже в конце 1943 года.

Но мы всё-таки поговорим о наземных войсках. Первый серьёзный урон немцам нанесли пограничники, ни одна из 485 застав [10] которых не отошла без боя. «Государственную границу СССР от Баренцева до Черного моря на 22 июня 1941 года охраняли 666 пограничных застав, 485 из них в этот день подверглись нападению со стороны войск фашистской Германии, остальные заставы начали боевые действия 29 июня 1941 года.

Все пограничные заставы стойко обороняли порученные им участки: до одних суток – 257 застав, свыше одних суток – 20, более двух суток – 16, свыше трех суток – 20, более четырех и пяти суток – 43, от семи до девяти суток – 4, свыше одиннадцати суток – 51, свыше двенадцати суток – 55, свыше 15 суток – 51 застава. До двух месяцев сражалось 45 застав.

Но есть один участок границы, который врагам так и не удалось пройти. Двенадцать застав 82-го Рескитентского пограничного отряда Мурманского округа с 29 июня по июль 1941 года отражали многочисленные атаки финских подразделений, которые вклинились на территорию Советского Союза. Третьего августа враг был выбит с советской земли. С этого дня и до выхода Финляндии из войны с СССР, 9 сентября 1944 года, госграница на участке отряда была нерушима на всем ее протяжении». О том, что в пограничники набирали лучших, которых лучше и обучали, говорить не приходится, но всё-таки погранвойска – это не линейные части, они и предназначались не для полевого боя.

Кадровые дивизии, успевшие отмобилизоваться и имевшие инициативных командиров, это был второй неприятный сюрприз для Вермахта, как и высокая боевая эффективность кавалерийских частей РККА. Оговорюсь сразу во избежание недоразумений. Я не говорю, что все остальные части никуда не годились, кроме плена, но всё-таки их доля в выбивании танков и победителей Европы не настолько велика, хотя свою роль в остановленном блицкриге они сыграли, так же как и дивизии народного ополчения, дравшиеся храбро, но их боевая эффективность всё-таки оставляла желать лучшего.

Куда лучше проявили себя бригады морской пехоты. И дело не столько в храбрости, храбро сражались и ополченцы, сколько в высокой боевой эффективности морских пехотинцев. Причин тут несколько.

Во-первых, более высокая техническая грамотность моряков, позволявшая им с успехом использовать автоматические винтовки Токарева, которые пехота откровенно не любила из-за сложностей в их обслуживании. Именно поэтому, несмотря на сложность в обслуживании, в подразделениях, где традиционно был высоким уровень общей подготовки личного состава, многие бойцы предпочитали винтовки Токарева. Значительное число СВТ-40 попало со складов на вооружение формирующихся на Черном море частей морской пехоты. Благодаря требованиям к службе на боевых кораблях и береговых базах флота морские пехотинцы имели более высокий уровень технической подготовки, чем рядовые стрелки сухопутных войск. Соответственно, технически сложные винтовки СВТ-40 служили в их руках дольше, чем те же самые винтовки в сухопутной армии. По этой причине СВТ-40 оставались “визитными карточками” советской морской пехоты минимум до 1943 года, в то время как в сухопутной армии большинство этих винтовок было утеряно в боях или пришло в техническую негодность в течение 1941 года. Широкое использование СВТ-40 и связанный с этим повышенный расход патронов обусловили приметную особенность экипировки советской морской пехоты, которая широко представлена в фотодокументах: ношение лент с 7,62-мм патронами крест-накрест через грудь [11].

Во-вторых, высокую боевую эффективность моряков обуславливала их флотская спайка, годами оттачивавшаяся в экипажах. О том, какое влияние могли оказать на ход войны морские пехотинцы, говорит послевоенная статистика.

«С началом ВОВ, в дополнение к сформированной 15 мая 1940 года на Балтийском флоте 1-й бригаде морской пехоты, срочно, в течение 2-3 месяцев, формируются три бригады морской пехоты на Балтийском, две бригады на Черноморском, бригада на Северном флотах. Кроме того, из экипажей кораблей формируются «морские стрелковые» соединения и части для боевых действий в составе сухопутных фронтов. Всего за годы войны ВМФ выделил для боевых действий на суше более 400 тысяч человек. Из них было сформировано свыше 40 бригад морской пехоты и морских стрелковых бригад, 6 отдельных полков и десятки отдельных батальонов и отрядов.

В первый, самый сложный и опасный для нашей страны период войны, более 300 тысяч моряков стойко защищали Ленинград, Таллин, Ханко, Одессу, Севастополь, Мурманск и базы в Заполярье. Они участвовали в обороне Сталинграда, Грозного и Ростова-на-Дону. В обороне Москвы зимой 1941 года участвовало шесть морских стрелковых бригад – всего около 40 тысяч моряков [12].

Среди первых соединений сухопутных войск, удостоенных звания гвардейских, были 71-я и 75-я морские стрелковые бригады, преобразованные впоследствии во 2-ю и 3-ю гвардейские бригады. За особые заслуги перед Родиной 24 бригады и отдельных батальонов морской пехоты удостоены почетных наименований «гвардейских» или «краснознаменных». За боевые заслуги 5 бригад и два батальона морской пехоты преобразованы в гвардейские, 9 бригад и 6 батальонов награждены орденами, многим присвоены почётные наименования. 122 морских пехотинца удостоены звания Героя Советского Союза. Единственная женщина-командир взвода морской пехоты в годы Великой Отечественной войны — гвардии лейтенант Е. Н. Завалий.

«Без преувеличения можно сказать, что флот передал на сухопутные фронты своих лучших представителей, цвет советской молодежи. Следует подчеркнуть, что в морских стрелковых бригадах морские пехотинцы являлись сплоченным цементирующим боевым ядром. Все это в значительной степени обусловило высокий дух соединений и частей морской пехоты военных лет, вписавших героические страницы в боевую летопись Великой Отечественной войны» [12].

Теперь о роли «сибирских дивизий» под Москвой, о которой сейчас судачат, как о мифе.

Да, сибирские дивизии появились под Москвой за несколько месяцев до начала контрнаступления, да в общем числе войск, принимавших участие в боях под столицей их доля не велика. Но, тем не менее, эффект от их участия в боях отмечают как наши ветераны, так и немцы.

«К началу декабря соотношение сил на фронте существенно изменилось. Немецкие части были измотаны и обескровлены. В то же время Красная армия получила значительное подкрепление за счет войск, переброшенных из Сибири и с Дальнего Востока. Это были хорошо оснащенные и обученные дивизии, отличавшиеся высокой боеспособностью. Советское командование до последней возможности приберегало их для организации контрнаступления, даже в самые тяжелые дни, когда на подступах к Москве погибали плохо вооруженные полки ополченцев и курсанты московских военных училищ» [13]. А насчёт того, что сибирские дивизии сражались и в обороне столицы, да сражались, но как при этом дрались?!

Примечательно признание немецкого генерала Гюнтера Блюментрита, воевавшего в 1941 г. под Москвой в качестве начальника штаба 4-й армии: “Когда мы вплотную подошли к Москве, настроение наших командиров и войск вдруг резко изменилось. С удивлением и разочарованием мы обнаружили в октябре и начале ноября, что разгромленные русские вовсе не перестали существовать как военная сила.

В течение последних недель сопротивление противника усилилось и напряжение боев с каждым днём возрастало… Теперь политическим руководителям Германии важно было понять, что дни блицкрига канули в прошлое. Нам противостояла армия, по своим боевым качествам намного превосходившая все другие армии, с которыми нам когда-либо приходилось встречаться на поле боя”. [14]

Дивизия № 316 генерала Панфилова участвовала ещё в октябрьских боях, после которых её части были укомплектованы лишь на 40-50% по штатному расписанию, т.е. они имели всего половину людей, не говоря уже о технике. Тем не менее, дивизия героически сражалась с врагом. Генерал Панфилов формировал дивизию в Алма-Ате. Он уделил огромное внимание подготовке бойцов.

В городе трудно было найти современное вооружение. Панфилов где-то достал старую самоходку и научил бойцов самому главному – преодолевать «танкобоязнь»» [13].

А командующий 4-й танковой армией генерал-полковник Геппнер писал в своем отчёте: «Уже в первые дни наступления завязываются жестокие бои, особенно в полосе дивизии «Райх». Ей противостоит 78-я сибирская стрелковая дивизия, которая не оставляет без боя ни одной деревни, ни одной рощи». И далее: “Потери наступающих очень велики. Командир дивизии СС тяжело ранен. Рядами встают кресты над могилами танкистов, пехотинцев и солдат войск СС”. В этом же отчёте генерал Геппнер откровенно признавался, что «у дивизии СС особый счёт с сибиряками 78-й дивизии»» [14].

Это только два характерных примера. А были ещё кавалеристы, танкисты, артиллеристы, лётчики, потери среди которых были всё-таки меньше чем в пехоте, а выучка всё-таки лучше. Именно профессионалы победили профессионалов, хотя в мужестве и героизме многих из остальных сомневаться не приходится. Хотя даже под Сталинградом советские командиры часто сетовали на низкие боевые качества советской пехоты [15]. Ситуацию изменило развёртывание широкой сети запасных частей, где готовили к будущим боям маршевые пополнения. О роли запасных частей в авиации и танковых частях написано достаточно много, а вот про запасные части, готовившие пехоту и часто сами оказывавшиеся на передовой, исследований практически нет. Тем не менее, их вклад в победу переоценить невозможно, хотя бывали и отрицательные примеры, как и везде многое зависело от личности командира части. Свою роль в улучшении боевых качеств советской пехоты сыграло и создание штурмовых частей, куда подбирались лучшие бойцы, которых ещё и вооружали лучше, чем линейные части [15].

Выводы:
В итоге, в 1944 году в Европу вошла армия, где один солдат стоил нескольких. Армия, одушевлённая опытом побед, армия, имевшая передовой военный опыт, армия, где в дивизиях порой было от трети до половины личного состава, полагавшегося им по штату, тем не менее, задачи свои выполнявшие с блеском. Тому свидетельство – темпы наступательных операций второй половины 1944 – начала победного 1945 года. Ситуация отзеркалилась…

Андрей Сальников

Поделиться